Форум » Дискуссии » kontrrazwedka » Ответить
kontrrazwedka
milstar: руководитель департамента военной контрразведки фсб россии генерал- полковник александр безверхний. Номер 3 Ноябрь 2010г. посмотреть/скачать (6 Mb) str .11 19 декабря 1918 года в результате объединения армейских чрезвычайных комиссий и службы военного контроля появилась военная контрразведка – особый отдел вчк. что бы ни происходило впоследствии, как бы ни менялись название структу- ры и политическая ситуация в стране, задача военной контрразведки оставалась неизменной – защитить армию от недружественных глаз и рук, тянущихся к воен- ным секретам. военная контрразведка прошла вместе с армией и страной через все испытания. и можно с уверенностью сказать, что легких лет в ее истории не было. сегодня к традиционной сфере деятельности контрразведчиков – противодействию агентуре, вербуемой и засылаемой иностранными разведками – добавились такие сложные вопросы, как предупреждение террористических угроз, экстремизма, борь- ба с коррупционными проявлениями в армейской среде Мы защищаем наши секреты. Конкретные результаты ************************************************** работы военной контрразведки – это арест, в том числе *********************************************** и в текущем году, ряда агентов иностранных спецслужб, *********************************************** а имена, явки, пароли, как говорится, назовем позже… *********************************************** За последние два года по материалам органов безопасности в войсках осуждено более 700 во- еннослужащих, из них 18 генералов. Выявлены и пресечены преступления в области тылового, автомобильного обеспечения, выполнения научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ. Так, за заключение и опла- ту фиктивных договоров на поставку хлеба в войска к четырем годам лишения свободы приговорен на- чальник тыла – заместитель Командующего войсками КСпН генерал Двуречен- ский. За хищение финансовых средств, выделенных на проведение научно- исследовательских работ, к семи годам лишения свободы приговорен быв- ший начальник 29 НИИ МО России (г. Москва) генерал Конон, к трем годам – быв- ший начальник 3 ЦНИИ МО РФ (г. Москва) генерал Байдак.
milstar: У публики сложилось представление, что филеров было так много, что молва считала их в больших городах сотнями, а в столице даже тысячами. Во всей России было тысяча с небольшим агентов наружного наблюдения — и число их в губерниях колебалось от 6 до 40 человек, причём последняя цифра относится к крупным центрам. В столицах в ежедневном наряде было от 50 до 100 человек. В это число не входят команды, существовавшие для охраны Императора, министров и некоторых других лиц. В настоящее время большевики публикуют обширный материал о работе этих команд, почему я впоследствии имею в виду говорить о них подробно.
milstar: Что же касается филерского наблюдения за границей, то, принимая во внимание, что иностранные державы не имеют права вести розыска, там наружное наблюдение осуществлялось весьма секретно и частным образом, сводясь к выяснениям отдельных лиц и сопровождению, обыкновенно: транспортёров, террористов и пропагандистов, при поездках их по железным дорогам и пароходам. Но это удавалось весьма редко. На всю Европу было всего несколько человек филеров, число которых иногда увеличивалось для исполнения особых задач присылкою из Петербурга необходимого числа этого рода агентов. Предположение, что в филерской «слежке» у большевиков теперь находятся все эмигранты, занимающие более или менее видное положение, неверно, так как технически это невыполнимо, и, кроме того, несомненно, за их деятельностью и связями ведётся более рациональное и широкое наблюдение внутренней агентурой (секретными сотрудниками), на что и указывают материалы, помещаемые в «Правде» и «Накануне»[201], а равно и устные сведения. Необходимо быть весьма осмотрительным в разговорах вообще, а с новыми лицами в особенности
milstar: Места свиданий с секретными сотрудниками было интересно выяснить тем, кто являлся объектом розыска, а потому начальник розыска брался ими, в свою очередь, в наблюдение. Иногда это удавалось, и тогда конспиративная квартира подвергалась наблюдению со стороны революционеров. Чтобы этого избежать, вход в конспиративную квартиру и прилегавший к ней район «проверялись» хозяином квартиры и таким образом устанавливалось, нет ли контрнаблюдения. При свиданиях требовалась большая осмотрительность, и её нарушение влекло за собой непоправимые последствия и даже неоднократно убийства заведывающих розыском. Квартира находилась в ведении испытанного служащего, обыкновенно отставного филера. Ключ от квартиры мог быть только у него. Он обыкновенно встречал на улице как секретных сотрудников, так и лицо, ведущее розыск; отдельно провожал их в квартиру и выпускал на улицу. Тут же наблюдалось, чтобы не могло произойти случайной встречи между секретными сотрудниками, хотя часы свидания им всегда назначались в разное время. Вот примеры последствий неисполнения изложенного. Начальник Петербургского охранного отделения полковник Карпов, не разобравшись, что некий Петров подослан революционерами для убийства, принял его предложение работать в охранном отделении в качестве секретного сотрудника. Скоро Петров вошёл в доверие к Карпову, и последний дал сотруднику ключ от конспиративной квартиры. Петров, воспользовавшись этим, а равно и тем, что на этой квартире не было «хозяина», провёл провода электрического звонка к ящику с динамитом, поставленному им под диван, на котором обыкновенно сидел Карпов при свидании с Петровым. Карпов явился и действительно сел на диван, а Петров, замкнувши электрический ток, удалился. Произошёл взрыв, Карпову оторвало обе ноги, и он тотчас же умер. Что же касается Петрова, то дворник дома, услышавши взрыв, задержал его «по подозрению» и передал властям. По приговору суда Петров был повешен.
milstar: В 80-х годах, вопреки правилам, заведывающий политическим розыском в С.-Петербурге полковник Судейкин имел конспиративную квартиру у секретного сотрудника Дегаева. Последний вскоре был заподозрен своими товарищами, которые, как в искупление вины, потребовали от Дегаева убийства Судейкина. Это и было исполнено первым, когда второй пришёл к нему на квартиру[203]. Дегаев скрылся в Америку, где он и проживал до последнего времени, состоя профессором. Подобные случаи были зарегистрированы и в других розыскных органах.
milstar: Все политические группировки, покушавшиеся на существовавший государственный строй путём заговора, соблюдали конспирацию как основное начало, т. е. в работу посвящались лишь причастные непосредственно к тому или иному действию. Лица высших организаций появлялись в низших всегда под псевдонимами, которыми вообще широко пользовались в революционной работе. Особое внимание обращалось на переписку, о серьёзных делах, распоряжениях, адресах и партийных предприятиях излагалось осторожно условными выражениями, шифром и химическим текстом. Активные работники зачастую жили по нелегальным паспортам, для корреспонденции своими квартирами не пользовались, почему она им направлялась на адреса лиц, стоящих вне подозрения («чистые адреса»). Вели они замкнутый образ жизни, избегали излишних встреч друг с другом, постоянно следили за собой во время разговоров и обращали серьёзное внимание, чтобы на случай обнаружения их работы полицией при производстве обыска не было бы уличающего материала против них и их товарищей. Адреса, переписка и литература хранились в самых скрытых и подчас невероятных местах: за плинтусами, в стенах, в уборных, прикреплялись снизу под сиденьями и т. п. Зачастую адреса отмечались и на стенах под видом цифровых хозяйственных записей. Кроме того, активные работники всегда старались убедиться, нет ли за ними наружного наблюдения, для чего «проверяли» встречных, как идя по улице, так и находясь у себя дома. На случай ареста или прихода в квартиру полиции обыкновенно в окне выставлялся условный знак, запрещавший туда вход (лампа или какой-либо другой предмет), спускалась или поднималась занавеска, принимала определённое положение ставня и т. д. На случай ареста революционеры знали азбуку, введённую ещё Рылеевым, при помощи которой, перестукиваясь, арестованные сообщались между собою. Эта азбука состоит из 30 букв, помещённых в шести рядах и пяти колонках. Число первых ударов указывало ряд, число вторых — колонку, пересечение давало букву[
milstar: Ведение адресных реестров было всегда недопустимо. При таком порядке со стороны исполнителей требовалось много выдержки, добровольного, сознательного и беспрекословного подчинения, чем и отличались русские революционные организации; поэтому при ликвидациях обыкновенно гибла только часть или одна группа партии, которую при существовании целой системы организаций воссоздать было нетрудно. Незнакомство с конспирацией и техникой организации влечёт за собою провал подпольного дела, на что и указывают дела, столь нашумевшие в России, — Щепкина, Таганцева и других. Доверившись малоизвестным и «непроверенным» лицам, Таганцев допустил их к глубокой организационной работе, вследствие чего они имели возможность узнать адреса членов группы и их настоящие фамилии, а также план деятельности, почему и выдали всю организацию полностью. После ареста Таганцев дал откровенное показание советским следователям, чем уличил всех своих сообщников, которые вместе же с ним и были расстреляны, в числе до 100 человек. Такая же участь в Москве постигла организацию Щепкина, когда было убито свыше 300 человек, преимущественно офицеров, входивших в эту организацию. Что же касается мелких антисоветских групп, то большинство из них разоблачается большевиками в первоначальной стадии организационной работы, опять-таки вследствие неопытности инициаторов и неисполнения ими основных требований конспирации. К этому следует добавить, что бывшие революционеры из-за конспиративных соображений почти всегда отказывались от дачи показаний на допросах. Ранее это проводилось ими даже как правило, а в последнее время этот обычай очевидно забыт.
milstar: До революции 1917 года в России самыми конспиративными партиями являлись те, которые создавались на национальных началах. Религия, народность, быт, национальная психология и воспитание спаивали сильнее, чем только доктрины классовой борьбы. Из среды таких образований чрезвычайно трудно было приобретать серьёзных секретных сотрудников, как равно и работать с ними было весьма тяжело, так как они должны были быть весьма сдержанными и осмотрительными. Национальные партии относились весьма чутко к неудачам своих предприятий, и в таких случаях у них всегда являлись опасения, нет ли в среде «провокатора», а потому старались ещё тщательнее подвергнуть проверке друг друга и усугубить конспирацию. В случае же обнаружения «сотрудника розыска» он предавался смерти, иногда даже при невероятных обстоятельствах. Особое внимание своею конспирацией и интенсивной работой обращали на себя 1) еврейская партия «Бунд»[205], 2) армянская «Дашнакцютун»[206] и 3) Польская социалистическая партия (революционная фракция).
milstar: Меньшевики Российской социал-демократической рабочей партии слишком разбрасывались в своей деятельности, и группировки их являлись менее конспиративными, вследствие чего легко и скоро разоблачались. Социалисты-революционеры также особой конспирацией не отличались, за исключением их боевых выступлений, направленных к совершению убийств должностных лиц и ограблению казначейств, банков, касс и тому подобного Из современной действительности следует отметить, что конспирация, проявляемая большевиками, является весьма поучительной. Наглядно это подтверждается словами одного из видных деятелей советской клоаки, некоего Лозовского, который фигурировал во Франции и в качестве нелегального пропагандиста, и в качестве полномочного лица. В своей брошюре «Рабочая Франция», издания 1923 года, Лозовский описывает своё путешествие в 1922 году из России во Францию через Берлин. Предоставим ему слово[207]: «Наконец, — говорит автор, — некоторые технические затруднения были улажены, я перевёл свою внешность на французский язык, получил (в Берлине) в Бельгийском консульстве визу и под именем Макса Веллера, гражданина французской республики, отправился в Париж через Брюссель. Я уехал из Парижа, — продолжает Лозовский, — более пяти лет тому назад, в начале мая 1917 года. Мой отъезд не обошёлся гладко. Когда разразилась русская революция, то союзники в первую голову пустили в Россию социал-патриотов. Первыми отправились в Россию Алексинский, Плеханов, Авксентьев и другие. Нас, издававших в Париже интернационалистические органы, было решено не пускать в Россию. Уже в марте я обратился за разрешением, но мне в префектуре открыто сказали, что паспорта не дадут, а почему — я сам должен знать. Я действительно сам знал, но так как я не имел ни малейшего желания просидеть русскую революцию в Париже, то прибёг хотя и к своеобразному, но действительному средству, чтобы получить разрешение. Я начал посещать ежедневно социалистические и профессиональные собрания и выступать с докладами о русской революции. Я не пропускал ни одного случая, чтобы не выступить, причём подробности о происходивших в России событиях вызывали в парижских рабочих такой энтузиазм, что французское правительство решило из двух зол выбрать меньшее, т. е. выдать мне паспорт и разрешить отправиться через Англию в Россию. Я въезжал в Париж, где оставил столько друзей и единомышленников, с которыми работал во время войны. Я мечтал о том, как я пойду на Биржу труда, где в течение двух лет состоял секретарём одного синдиката, как отправлюсь в дом Всеобщей конфедерации труда и вообще окунусь в знакомый мне синдикальный воздух. Но вдруг я вспомнил, что я — собственно не я и что мои похождения могут носить довольно ограниченный характер. Я так размечтался, что забыл, как меня зовут и когда и где я родился. Я лихорадочно начинаю рыться в своём кармане, вытаскиваю свой паспорт с необходимым количеством виз и штемпелей и вижу, что зовут меня Макс Веллер и что я — промышленник, владелец крупных автомобильных заводов. Со мною несколько раз случалось, что я вдруг забывал своё имя, день рождения и другие подробности. Поэтому, сидя в вагоне, я бесконечное число раз повторял в уме своё имя, старался запомнить, что родился в сентябре 1884 года и т. д. Это не так просто, как может показаться с первого раза, потому что, будучи в Германии, я родился совсем в другом году и в другом месяце, а так как мне пришлось заново родиться в течение 2–3 дней, то неудивительно, что в голове происходит на этот счёт некоторая путаница. Вдруг под самым Парижем мне показалось, что какой-то господин слишком внимательно начал на меня заглядываться. Со мною из Брюсселя ехал товарищ-бельгиец, провожавший меня до Парижа. Мы сидели в разных купе, иногда во время дороги нечаянно встречались у окна и рассматривали пейзажи. Перед самым приездом, когда я вновь случайно встретился с ним, я ему между прочим сказал, что лучше будет, если мы будем выходить поодиночке, причём каждый поедет в другую сторону, ибо, если любопытный господин интересуется мною, то бельгийцу, во всяком случае, проваливаться незачем. Если я благополучно выберусь с вокзала, значит, первая партия выиграна. Вот поезд подходит к вокзалу, и я с совершенно независимым видом выхожу на платформу, врезываюсь в толпу, беру автомобиль и говорю шофёру — на Рю Реомюр, поближе к фондовой бирже. Итак, я — промышленник и коммерсант. Положение, как известно, обязывает. Для того чтобы администрация отеля знала, что у неё живёт человек благонамеренный, я сейчас же по приезде заказал через контору, чтобы мне по утрам доставляли «Матен» и «Пти Паризьен». У себя в комнате я не держал ни одной коммунистической и даже социалистической газеты, а монархическую «Аксион Франсез» оставлял на виду в своей комнате. Для того чтобы моя благонамеренность и моя любовь к французскому отечеству была вне всякого сомнения, я купил несколько антибольшевистских брошюр, заручился парочкою французских немцеедов, положил на стол коллективный труд Рафаловича и другие на французском языке «О русском государственном долге», раздобыл прейскуранты автомобильных фирм, подчеркнул некоторые цены красным карандашом и привёл таким образом в необходимый порядок комнату, — так что всякая отельная крыса, сунувшая свой нос в мой номер, должна была заключить, что здесь живёт истинный добрый патриот. Затем я занялся организациею квартиры, где я мог бы спокойно проводить вне отеля время, читать необходимую мне литературу и вообще заниматься. Такая квартира находилась около площади Италии, и туда я отправлялся регулярно по утрам. Это была квартира адвоката, к которому я являлся в качестве помощника. Когда нужно было организовать особо конспиративное свидание, адвокат сам брался за это дело, а обычно в моём распоряжении был товарищ, который связывал меня со всем коммунистическим и синдикальным миром»
milstar: Здоровой русской национальной организации в России не было, и мечтой Зубатова было дать толчок к её созданию. Исходя из этого, он остановился на мысли легализовать в рабочей организации минимум политической и экономической доктрины, проводимой социалистами в своих программах, но на основах Самодержавия, Православия и Русской Национальности. Была создана даже ячейка этой «легализаторской работы», но, не имея успеха в практическом её применении, она провалилась, вызвав нарекания и противодействия со всех сторон, начиная от бюрократии и кончая социалистами. Первые отрицали жизненность влияния марксизма на русскую рабочую среду, последние же считали проведение такой организации в жизнь по меньшей мере опасной для себя. Зубатов определённо держался того мнения, что самодержавие как олицетворение суверенной национальной власти исторически способствует прогрессу России. «При Иоанне Грозном четвертовали и рвали ноздри, а при Николае II мы на пороге к парламентаризму», — часто говорил Зубатов.
milstar: Из службы практики прошлого времени можно привести много примеров по делам шпионажа. Вот один из более характерных. В Варшаве задолго до войны молодой человек, именовавшийся Розовым, служивший в складе фотографических материалов, начал постоянно бывать в мелких ресторанах и пивных, которые находились вблизи штаба округа и посещались низшими его чинами. По натуре своей Розов был человек весёлый, бойкий, разговорчивый, и эти качества давали ему возможность легко знакомиться с неприхотливыми посетителями, которые находили удовольствие проводить время в его обществе. Лёгкости таких знакомств в большей мере способствовало и то обстоятельство, что Розов не был скуп на угощение, а небогатые завсегдатаи этих харчевен никогда не отказывались от предложений щедрого посетителя распить с ним бутылку-другую пива или стакан польского меда. Но при кажущемся добродушии Розов преследовал свою определённую цель: его внимание было всегда особенно обращено на штабных писарей. Именно с последними он охотнее всего сходился и в весёлых пирушках старался, незаметно для собеседника, выяснить точно его место занятий, т. е. тот или иной отдел управления штаба. Среди таких знакомств Розов чаще и чаще стал беседовать и присматриваться к писарю Федотову, в особенности после того, как узнал, что последний служит в военно-разведывательном отделе штаба. Федотов был человеком очень осторожным и наблюдательным. Как тонко и искусно ни вёл с ним разговоры Розов, он из отдельных, с внешней стороны ничтожных, фраз вынес впечатление, что Розов неспроста ведёт компанию с ним и другими штабными чинами, а делает это в целях шпионажа. После некоторых размышлений Федотов решил высказать свои предположения непосредственному своему начальнику. Последний отнёсся к докладу Федотова внимательно и вдумчиво, а затем сообщил обо всех изложенных обстоятельствах в Варшавское охранное отделение.
milstar: Как-то случилось, что Розов, как бы находившийся в хорошем расположении духа, стал добродушно упрекать Федотова в том, что последний никогда не приглашает его к себе в гости, а встречаются они только в кабаках. Этот разговор несколько озадачил Федотова, который вовсе не был склонен принимать заподозренного им случайного знакомого у себя в квартире, к тому же расположенной в казённом здании. Однако смущение Федотова продолжалось недолго, и он так же шутливо и добродушно отклонил желание Розова под предлогом запрещения начальства принимать мелким квартирантам гостей. Тем не менее вскоре Розов повторил своё намерение — побывать на дому у Федотова. На этот раз последний, сообразно полученным от охранного отделения инструкциям, сказал, что приглашает Розова не к себе, а в квартиру проживающей по Гожей улице своей двоюродной сестры, у которой можно очень весело провести время. В действительности названная «кузина» по фамилии Макова состояла в Варшавском охранном отделении агентом-филером, причём ей давали иногда особые поручения. Розов согласился, и Федотов их познакомил. Молодая, весёлая, интересная женщина произвела сразу впечатление на своего гостя, который весь вечер рассыпался в любезностях и просил перед уходом у хозяйки позволения чаще бывать в её обществе. Макова в свою очередь заметила Розову, что она давно не встречала такого интеллигентного и воспитанного человека и что она после своих дневных занятий в качестве дактило-технической конторы, все вечера проводит в одиночестве дома, а потому с особым удовольствием просит бывать у неё чаще, чтобы вместе поболтать, посмеяться, поиграть в карты и таким образом приятно проводить длинные зимние вечера. Быть может, Розов милым разрешением кузины Федотова несколько злоупотреблял, так как стал бывать у неё почти ежедневно. Но это обстоятельство стало вскоре вполне понятным, так как Розов был действительно шпионом.
milstar: В несколько дней умелыми разговорами Макова внушила Розову полное доверие к себе, а он, восхищённый своею новой знакомой, подарил ей золотые часы и браслет. Тут же выяснилось, что эти щедрые подношения были сделаны не напрасно, так как Розов, вполне доверившись Маковой, прямо предложил ей добыть при посредстве Федотова секретный приказ по Варшавскому военному округу за № 74. Естественно было волнение Маковой, как ей поступить. Она притворно согласилась и обещала постараться исполнить желание Розова. В то же время об этом факте она доложила своему начальству. По справкам оказалось, что упомянутый приказ, касавшийся дислокации войск, был незадолго перед тем отменён и, следовательно, никакого практического и фактического значения не имел. Поэтому в согласии с военными властями было решено просимый Розовым документ ему передать. Нетерпение Розова было очень велико, а Макова нарочно оттягивала передачу ему приказа, но наконец с большою таинственностью вручила Розову так сильно интересовавшую его служебную бумагу. С этого момента Розов стал считать Макову своею сообщницею, но не посвящал её ни в свою деятельность, ни в свои намерения. Всё чаще и чаще Розов обращался к ней с просьбами добыть опять-таки при посредстве Федотова тот или другой секретный военный документ. По соображениям техники розыска приходилось кое-какие бумаги, не имевшие значения, выдавать Розову, получение же им желательных важных документов под благовидными предлогами оттягивалось. Однажды Розов, сообщив Маковой о приезде в Варшаву из Сосновиц двух знакомых комиссионеров, пригласил её поехать в их компании в театр, а затем в ресторан ужинать. Макова согласилась и, уединившись во время ужина с одним из компаньонов, очень сильно охмелевшим, успела взять из его кармана бумагу, оказавшуюся зашифрованной. По разборе её выяснилось, что текст содержит разного рода вопросы военного характера, поставленные данной группе шпионов немецким генеральным штабом. Параллельно шла работа наблюдательных агентов, которые выяснили, что Розов проживал вместе с отцом и сестрою в доме № 12 по улице Шопена, причём настоящая фамилия его и родных была Герман, псевдонимом же «Розов» он пользовался по конспиративным соображениям. За сестрою и отцом Розова тоже было учреждено наблюдение. Так как при слежке за стариком Германом были установлены его посещения многих офицеров, с которыми он при встречах на улице иногда беседовал, то в наблюдение были взяты и эти воинские чины, причём круг их всё расширялся, и среди них оказались лица, занимавшие большое служебное положение. Эти наблюдения вызывались исключительно необходимостью, потому что шпионская деятельность по своей природе и психологическим особенностям настолько сложна, что при расследовании розыскной орган делается сугубо подозрительным. Практика показала, что и под мундиром военных чинов, и под личиною людей, пользующихся доверием и уважением, часто скрываются предатели и шпионы.
milstar: Дальнейшее негласное расследование выяснило, что все военные, которых посещал Герман, были лютеране и что цель его посещения маскировалась сбором денежных пожертвований на расширение лютеранской церковной школы, при которой Герман был казначеем. Во время этих визитов Герман выставлял себя русским патриотом, неизменно подчёркивал доблесть и ум русских полководцев и всегда переводил разговор на современное состояние русской армии, причём порою получал интересовавшие его сведения и по стратегическим вопросам. Конечно, в пожертвованиях отказа не было. И только один товарищ прокурора, тоже лютеранин, отказался дать Герману денег, ибо не считал возможным материально содействовать развитию немецких школ в Польше, где российское правительство стремилось расширить русское национальное влияние. Независимо от этого наблюдение за сестрою Розова-Германа дало весьма серьёзные результаты. Дело в том, что названная девица неожиданно выехала в С.-Петербург. Установленною за нею в столице слежкою было выяснено несколько лиц, группировавшихся около одного подозрительного отставного военного, который в то время служил в мобилизационном отделе железной дороги и имел связи с тем же отделом Министерства путей сообщения. Приведённые результаты секретного розыска вызвали у меня два опасения: с одной стороны, стоявшие вне всякого подозрения офицеры могли, бессознательно для себя, в беседах с Германом быть излишне откровенными, а с другой — слишком затянувшееся наблюдение могло быть случайно замечено и, значит, испортить всё дело. Вследствие этого я решил ликвидировать наблюдение путём производства обысков одновременно в Варшаве, С.-Петербурге и Сосновицах. Ликвидация была произведена днём, когда Герман возвращался домой с портфелем в руках. Обыски были очень сложны, так как приходилось считаться с тонкими ухищрениями шпионов и нельзя было оставлять без внимания ни одной находившейся в их квартире вещи. Действительно, весьма существенные для изобличения Германа бумаги были обнаружены под привинченною мраморною доскою умывальника. На страницах каталогов, лежавших у Германа на письменном столе, оказались сделанные химическими чернилами невидимые для глаза конспиративные записи. В двух кухонных банках с надписями «соль» и «сода» были обнаружены химические порошки, необходимые для воспроизведения скрытых текстов и их проявления, т. е. реактива. Все подвергнутые аресту лица были немедленно изолированы друг от друга, а затем допрошены. Герман и его дочь дали чистосердечные показания. Оказалось, что старик состоял в двойном подданстве — германском и для пользы шпионского дела в русском. Не отрицая своих посещений офицеров-лютеран, Герман откровенно рассказал, что в беседах с ними он всегда прикидывался русским патриотом и вскользь затрагивал интересующие его вопросы. В итоге он узнал, куда были предназначены к переводу кавалерийские полки, точное расположение в Привислянском крае 46 воинских частей, выяснил адреса крепостных офицеров, а затем все собранные данные сообщил в Берлин. По его словам, склад фотографических аппаратов, в котором служил молодой Герман, был явочным местом для приезжавших шпионов, причём в пачках светочувствительной бумаги присылались из берлинского главного штаба инструкции. Действительно, организованною в упомянутом складе полицейскою засадою было вскоре задержано несколько лиц, изобличенных в шпионстве отобранными у них вещественными доказательствами. Среди этих арестованных оказался, между прочим, один немец — лесопромышленник, который доставлял германским военным властям обширные статистические сведения, интересные в стратегическом отношении по Западному и Северо-Западному краю. Дочь Германа созналась в том, что она сообщила в Германию добытые ею в С.-Петербурге при посредстве упомянутого выше отставного офицера данные о передвижении русских войск за последний перед её арестом месяц. Из допроса Германа-Розова выяснилось, что он прошёл при немецком штабе курс техники по добыванию военных секретов в иностранных государствах. Между прочим, по поводу отобранного у него полного списка адресов офицеров варшавского разведывательного отдела молодой Герман рассказал, что он как-то заметил у одного из знакомых ему штабных писарей памятную книжку. Он решил её добыть, надеясь найти в ней интересные для него сведения. Тогда Розов пригласил этого писаря в одну из небольших гостиниц, в номере которой устроил ужин с большим количеством спиртных напитков. Когда совершенно опьяневший писарь уснул за столом, Герман беспрепятственно овладел означенною книжкою, в которой были записаны адреса всех варшавских разведывательных офицеров, и эти адреса он тут же переписал, пока его недавний собеседник спал тяжёлым непробудным сном. Остаётся сказать, что финалом этого дела был для всех суровый судебный приговор.
milstar: Глава 17 Откровенники и мстители I В 1905–1908 годах в Царстве Польском повсюду было неспокойно: часто происходили ограбления, убийства членов администрации и частных лиц. Все эти преступления были в большинстве случаев делом рук Польской партии социалистов. Шовинизм этой партии достиг к тому времени апогея, а материальный успех, в смысле колоссального количества экспроприированных денег, дал возможность партии развить пропаганду, обзавестись типографией, прекрасно оборудованной, вооружить браунингами и маузерами боевиков, наладить приобретение взрывчатых веществ и т. п. Достаточно сказать, что за сравнительно непродолжительный промежуток времени было убито более тысячи человек правительственных агентов и частных лиц и произведено до тридцати более или менее крупных ограблений. Преступники, совершавшие эти деяния «налётом», ловко скрывались от погони и в большинстве случаев ускользали от законного наказания. Тем не менее властям удавалось арестовывать некоторых из них, в большинстве уже деморализованных преступлениями, со всеми присущими бандитам качествами. Нередко такие задержанные легко поддавались отчаянию и, желая отвести от себя суровое наказание, откровенно и подробно рассказывали не только о своих преступных делах, но и о том, что сделали их товарищи. Как бы то ни было, но правительственной власти приходилось считаться с необходимостью успокоения края и скорейшей изоляции разбойников, дерзость и наглость которых росла пропорционально успеху в совершении задуманных ими предприятий. Из таких «откровенников» особый интерес представляли собою Санковский, Дырч и Тарантович. Будучи участниками многих ограблений и убийств должностных лиц и состоя в партии продолжительное время, они знали в лицо многих скрывавшихся от преследования членов сообщества. Варшавское охранное отделение решило по системе, практиковавшейся в Англии, использовать сообщённые упомянутыми лицами сведения, но было обеспокоено возможностью в отношении их мести со стороны «пепеэсов». Присутствовавший же при обсуждении этого вопроса в охранном отделении поляк-переводчик заметил: «Всё равно «пепеэсы» их всех «угробят», они им этого не простят и никакая охрана их не спасёт». Впоследствии оказалось, что переводчик был прав: все трое были убиты по приказу из Кракова. Однако Дырчу и Тарантовичу было предложено партией убить начальника охранного отделения и тем разрушить аппарат этого учреждения, с обещанием затем вывезти их обоих за границу. Что же касается до Санковского, то с ним вначале не хотели вовсе входить в какие-либо переговоры, а члены партии решили умертвить его отца в уверенности, что на похоронах последнего будет присутствовать и сын, которого, пользуясь таким случаем, удастся убить. Об этом намерении узнал подросток-брат Санковского и предупредил охранное отделение, которое приняло надлежащие меры и действительно среди траурного кортежа задержали пять человек, вооружённых браунингами, ожидавших появления у катафалка Санковского. Один из задержанных, под кличкою «Цыган», подробно рассказал о своей преступной деятельности, сознавшись в совершении девятнадцати убийств полицейских чинов и жандармов. Безо всякой помощи своих единомышленников «Цыган» единолично выслеживал намеченные им жертвы, а после злодеяния незаметно скрывался от преследования. По его словам, он всегда присутствовал на похоронах убитых им. Его неудержимо влекло к трупу умерщвлённого им человека и интересовало, попала ли пуля в то место, куда он целил, что он узнавал из разговоров с провожавшими покойника родственниками. Он сознавался, что вначале ему было тяжело убивать, но уже на третий-четвёртый раз акт лишения жизни производил на него редко приятное впечатление. При виде крови своей жертвы он испытывал особое ощущение, и потому его тянуло всё сильнее вновь испытать это сладостное чувство. Вот почему он и совершил столько убийств, в чём совершенно не раскаивается. Неудавшийся план покушения на Санковского во время похорон отца не отбил охоты у членов партии его уничтожить, и выполнение было возложено на некоего «Станислава», одного из видных руководителей нападения на железнодорожные поезда и почтовые отделения. «Станислав» вступил в секретные переговоры с матерями Дырча и Санковского и обещаниями и убеждениями склонил на свою сторону женщин, а те, в свою очередь, упросили своих сыновей отнестись с доверием к «Станиславу» и повидаться с ним. Свидание было назначено в пивной, указанной «Станиславом». Дырч и Санковский поддались уговорам, поверили «своему человеку» и совершили побег из камеры, в которой они находились. В пивной их уже ожидал «Станислав» и «Зигмунд», которые, не желая вступать в какие-либо разговоры с пришедшими, тотчас же несколькими револьверными выстрелами убили своих бывших партийных товарищей. Поднялась суматоха, убийцы же спокойно переменили бывшие на них фуражки на спрятанные в их карманах мягкие шляпы и беспрепятственно вышли. Фуражки были найдены на полу, вблизи распростёртых с открытыми глазами трупов. Одновременно с выездом на место преступления властей охранное отделение заняло всеми своими наличными силами прилегающие к пивной улицы, в целях предупреждения возможного покушения на кого-либо из прибывающих высших чинов со стороны «пятёрок» «пепеэсов» Последние в таких случаях устраивали засады и однажды при посещении обер-полицеймейстером и начальником охранного отделения места взрыва бомбы на пути их следования бросили разрывной снаряд, взрывом которого обер-полицеймейстер был ранен, а начальник охранного отделения контужен. В квартиру жены «Станислава» была послана полиция, но жена его, зная об убийстве и опасаясь, что муж может вернуться домой, подняла крик и начала бить оконные стёкла. «Станислав» уже подходил к квартире, когда увидел толпу любопытных, привлечённых шумом, и, узнав, в чём дело, скрылся.
milstar: II. Убийство на улице Фратино в Риме Описанные в предыдущем очерке события не закончились убийством Дырча и Санковского, но развернулись далее. Расследование Варшавского охранного отделения раскрыло следующие подробности ещё одной мести польской партии. Месяца два спустя после кровавого происшествия в Варшаве в пивной к Тарантовичу, содержавшемуся при охранном отделении, пришла на свидание его родственница «Галя» и сообщила, что «Зигмунд» приглашает Тарантовича бежать в Америку, там поселиться и зажить безбедно, однако с одним условием, чтобы Тарантович убил перед отъездом начальника Варшавского охранного отделения. По мнению «Зигмунда», совершение этого террористического акта не представит особых затруднений, ввиду постоянных встреч Тарантовича с начальником. В то же время таким актом Тарантович всецело реабилитировал бы себя во мнении партии и вызвал бы возобновление прежних приязненных отношений к себе со стороны своих товарищей. К этому «Галя» добавила, что «Зигмунд» учитывает возможность неосуществимости убийства в силу каких-либо обстоятельств. Во всяком случае, он настаивает, чтобы Тарантович через неделю, 21 ноября, выехал бы на пограничную станцию Граница и оттуда тайно, через указанный ему пункт, пробрался бы в Австрию, чтобы временно остановиться в Кракове для свидания с «Дзюком» (Пилсудским) и, наконец, проехать в Неаполь. После некоторого размышления Тарантович согласился и сказал «Гале», что ему необходимы на предварительные расходы деньги, а потому просил дать ему 400 рублей. Эту сумму через два дня ему принесла та же «Галя». О сущности своего разговора Тарантович рассказал мне в моём кабинете. Выслушав его, я старался убедить Тарантовича отказаться от предложения «Зигмунда», который, очевидно, просто устраивал ему ловушку. На лице Тарантовича отражалась происходившая в его душе борьба. Он почти не возражал, ограничиваясь краткими репликами. Человек, на совести которого лежало столько пролитой крови, столько преступлений, готов был верить искренности предложения «Зигмунда» и ради возможности новой жизни хотел уйти от всего того, что лежало тяжёлым камнем на его душе. В то же время он сознавал, как много он выдавал своих бывших партийных товарищей русской власти, и понимал, что партия ему этого не простит. Когда я его отпустил, он, подходя к выходной двери, повернулся в мою сторону с искажённым злобою лицом, пристально посмотрел на меня, а затем, махнув безнадёжно рукой, молча быстрыми шагами вышел из кабинета. Впоследствии он говорил, что хотел привести в исполнение требование «Зигмунда», но в последнюю минуту вспомнил, что у него револьвер был отобран. 21 ноября Тарантович скрылся из помещения камеры для арестованных. Розыском было установлено следующее: Тарантович отправился на вокзал, где его ожидали «Зигмунд» и «Князь», дружелюбно с ним встретившиеся. Они спросили, как обстоит дело со старшим «шпицелем» (начальник охранного отделения), и, узнав, что никак, отнеслись к этому спокойно, высказав при этом, что его всё равно «угробят». В поезде во время пути все трое мирно беседовали, шутили так, что в душе Тарантовича всё более крепла надежда, что всё старое забыто и что действительно скоро для него начнётся новая спокойная жизнь. На границе местный контрабандист, оказывавший партии содействие, за небольшое вознаграждение согласился провести их мимо пограничных постов. Со многими предосторожностями они пустились в путь, но вскоре подверглись обстрелу пограничников. Густой лес, тёмная ночь и проливной дождь способствовали тому, что все четверо благополучно перебрались на территорию Австрии. Уже здесь «Зигмунд» высказал своё подозрение, что направленная против них стрельба пограничной стражи были вызвана доносом контрабандиста. На этом своём подозрении «Зигмунд» упорно настаивал и кончил тем, что приказал Тарантовичу застрелить контрабандиста. Тот подчинился и одним выстрелом из браунинга в затылок убил наповал проводника. Немедленно нужно было двигаться дальше, дабы не попасться в руки австрийской полиции. В Кракове со стороны партийных работников Тарантович встретил хотя и сдержанный, но не враждебный приём. На вопросы «Дзюка» Тарантович подробно рассказал всё, что ему было известно о ходе работы в Варшавском охранном отделении, его личном составе, организации и пр. Только к одному «Дзюк» отнёсся скептически и недоверчиво: он не мог допустить, чтобы в охранном отделении существовала такая конспирация, которая препятствовала бы Тарантовичу знать секретных сотрудников. В этой части разговора «Дзюк» Тарантовичу не поверил, что ему и высказал. В действительности Тарантович не лгал. После ухода из Варшавского охранного отделения чиновника Бакая, который оказался предателем, работавшим в интересах революционеров, конспирация как принцип была вновь проводима в отделении с особою строгостью, а секретная агентура охранялась с возможной тщательностью. Через несколько дней Тарантовичу было объявлено, что по партийным соображениям ему предстоит выехать в Рим и ждать там дальнейших распоряжений, в силу которых он или останется в Италии, или же должен будет уехать в Америку. Тарантович принял переданную ему партийную директиву как знак проявления доверия и с лёгким чувством в компании «Зигмунда» и «Князя» отправился в столицу Италии. В Риме в пансионе на улице Фратино они наняли две комнаты и своим хозяевам заявили, что приехали по коммерческим делам, которые иногда могут вызывать их отлучки на 2–3 дня. В результате как спокойные жильцы они не вызывали никаких подозрений, когда отсутствовали из квартиры в течение указанного срока. Однажды они привезли с собою большую корзину и объяснили, что она им нужна для дороги, во время их постоянных переездов. Как-то случилось, что названные постояльцы не появлялись домой в течение пяти дней. Обеспокоенный хозяин решил оповестить об этом полицию. Представители власти прибыли для осмотра закрытого помещения. С внешней стороны не было заметно никакого беспорядка, но когда открыли большую корзину, то ужас обуял присутствовавших: в ней оказался разрезанный на части труп человека с сильно обезображенным лицом, на котором были отрезаны уши и нос. Труп подвергся в значительной степени разрушительному действию негашеной извести, которая в изобилии находилась в корзине. Фотографические снимки не могли дать даже малейших признаков для опознания жертвы преступления; но на трупе оказались часы варшавского изделия, а пуговицы на костюме давали указания на варшавского портного. Эти обстоятельства послужили поводом для пространных сношений Римской префектуры с варшавскими властями, которыми вскоре и было установлено, что в корзине находился труп Тарантовича. По этой картине читатель может судить, какие нравы царили в подполье Польской социалистической партии
milstar: Вы знаете, что генерал Трепов назначен Его Величеством С.-Петербургским генерал-губернатором с неограниченными почти полномочиями. Чрезвычайные происшествия последних дней требуют и чрезвычайных мероприятий. Трепов нашел Петербургское Охранное отделение в состоянии, которое ему абсолютно не понравилось. Он хочет совершенно преобразовать это ведомство. Для выполнения этой задачи ему требуются особенно способные люди. Я предложил ему вас. Из всех знакомых мне жандармских офицеров вы кажетесь мне единственно подходящим. Я излагаю свои сомнения: Конечно, эта задача требует всего человека. Но я не верю, что я - именно тот, кто здесь нужен. Руководитель петербургской охраны должен знать Петербург, как содержимое своего кармана. Я знаю хорошо только Харьков. Там моя работа может быть полезна. Я предпочел бы остаться в Харькове. В данном случае, возразил Лопухин. - я бы на вашем месте не решился сказать: нет. Мне это безразлично, ибо я дольше не остаюсь здесь. Но... ведь вы знаете генерала Трепова. Он решил вас назначить и ежедневно по телефону справляется, когда вы здесь будете. Завтро утром в десять часов ваш прием у него. Если вы отклоните его предложение, можете считать свою карьеру законченной. Я покинул Департамент Полиции. За отсутствием каких-либо дел в этот день, я бродил по Невскому проспекту. Какое зрелище открылось моим глазам! Опрокинутые плакатные столбы, разбитые витрины в магазинах, бесчисленные воронки в стенах от винтовочных пуль — все следы красного воскресенья. Нежелание переселяться в Петербург значительно во мне усиливается. Когда на следующий день я появляюсь в Зимнем дворце на аудиенции у Трепова, я ощущаю в себе решимость отклонить назначение на ноет руководителя Петербургского Охранного отделения даже иод угрозой, что мне вообще придется покинуть корпус жандармов. Хотя мне 44 года: но я не озабочен своим будущим. Небольшие средства, которыми я располагаю, предохраняют меня от нужды. Трепов принял меня точно - секунда в секунду в назначенное время, в великолепном зале царского дворца, где в знак особой милости ему были отведены покои под квартиру, как и под ведомственное учреждение. Он говорил лаконично, языком приказа высшей военной власти - подчиненному. - Мне нужен для руководства политической полицией способный офицер. Мне вас рекомендовали. Можете ли вы уже сегодня вступить в должность? Теперь очередь была за мною. В результате долгого процесса углубления и размышления я ясно видел, что именно мне нужно сказать. Но до этого не дошло. Создавшейся ситуации, признаться, я не дорос: жандармский полковник из провинции, я стоял лицом к лицу в царском дворце с могущественным генералом Тре- 7 повым, любимцем Царя. Он приказывал, — как можно было тут думать об отказе? Тщательно подготовленные мои соображения я не смел высказать. Все, что сконцентрировалось во мне в области возражений, свелось единственно только к вопросу Трепова, готов ли я уже "сегодня" вступить в должность. Сегодня, — сказал я, — совершенно невозможно. Я ведь должен сдать должность в Харькове, ликвидировать свое имущество, перевезти сюда семью. Сколько же времени вам для этого понадобится? Достаточно ли одной педели? По меньшей мере две. Трепов секунду обдумывал. Итак, хорошо. Если только сможете, поспешите. Крайний срок — в этот же день через две недели. http://www.kouzdra.ru/page/texts/gerasimov/1.html
milstar: Вечером того же дня я вступил в должность. Петербургское Охранное отделение занимало большой дом на Мойке. Я подымаюсь по лестнице и останавливаюсь в полном изумлении. В проходах снует масса народа. Кое-где дверь не закрыта. Я вхожу в комнату: за своим письменным столом сидит жандармский офицер, перед ним стоит какой-то человек в штатском. Жандармский офицер, уже осведомленный, кто я такой, приподымается с места и здоровается. Я спрашиваю, указывая на штатского: Кто этот человек? Арестованный? Нет, господин полковник, это тайный агент (секретный сотрудник). Что? — говорю я, — тайный агент? Вы допускаете, чтобы секретный сотрудник ходил в Охранное отделение? Но ведь это же совершенное безумие. Если его увидит кто-нибудь из террористов, он погиб. Простите, господин полковник, — отвечает офицер, — это незначительный агент, и он к тому же постоянно врет. Я был ошеломлен. Было некстати сейчас разъяснять офицеру методы политической секретной агентуры. Я иду дальше и дальше изумляюсь. Все, что я в этот первый день и в последующий увидел в большом доме Охранного отделения, уяснило мне, как был Трепов прав, считая, что здесь необходима радикальная чистка и в срочном порядке. Эти дефекты организации, эта перепутаница — были карикатурой на политическую тайную полицию. Говорят: властители империи находятся под угрозой террористов — превосходно организованных, точно работающих, после тщательной подготовки молниеносно осуществляющих свои планы. Но аппарат, который должен их задержать, пересечь путь, выпытать планы и свести их на нет, этот аппарат ведет призрачное существование, противоречащее всем требованиям момента и лишенное всякой цели и смысла.
milstar: Вступаю в место наибольших разрушений - в комнату №27. Я был готов к самому худшему, но то, что мне привелось здесь увидеть, превосходило все представления. Обстановка комнаты и обломки стен лежали подобно куче мусора, и все эти обломки и клочья были там и тут усеяны мельчайшими частицами человеческого трупа. Поблизости разбитой оконной рамы лежала оторванная рука, плотно сжав какой-то металлический предмет, — картина, которую я не могу забыть. 11 Служащие гостиницы доложили мне, что жилец этой комнаты, исключительно красивый и жизнерадостный молодой человек, был заявлен в качестве богатого англичанина под именем Мак-Келлог. Образ молодого человека, жившего еще несколько часов тому назад, и его разорванный в клочья труп сплелись в моем представлении в одно странное, призрачное видение. Внезапно снова овладело мною острое оцепенение, которое, казалось, я уже преодолел. Подобная же судьба, думал я, может постигнуть и меня... Отчего я не остался в Харькове? По всем обстоятельствам дела, пе было сомнений в том, что это был несчастный случай с террористом, заряжавшим бомбу. Бомбы террористов представляли опасность не только для великих князей и губернаторов, но также и для изготовителей этих бомб. Они содержали в себе горючие и взрывчатые вещества: серную кислоту, хлористый калий, гремучую ртуть и динамит, плотно прилегающие друг к другу в ломких сосудах. Принцип изготовления бомб заключался в том, что при ударе бомбой по твердому предмету стеклянная трубочка разбивается, и находящаяся в ней серная кислота выливается на смесь хлористого калия с толченым сахаром; при соприкосновении с серной кислотой эта смесь воспламеняется и приводит к взрыву гремучую ртуть, которая в конечном счете вызывает взрыв уже собственно взрывчатого вещества динамита. У человека, именовавшего себя Мак-Келлогом, во время заряжения бомбы разбилась в руке стеклянная трубочка. Быть может, он был неосторожен или устал. http://www.kouzdra.ru/page/texts/gerasimov/2.html
milstar: Прошло еще некоторое время, пока мы узнали, что взрыв в гостинице. Бристоль свел на нет один из самых значительных заговоров последнего времени и что павший жертвой несчастного случая "англичанин Мак-Келлог" был в действительности Макс Швейцер, руководитель тщетно разыскиваемой петербургской террористической группы. Покушения, для которых Макс Швейцер в своем гостиничном номере изготовлял бомбы, должны были быть произведены через три дня, 14 марта. Наступала двадцать четвертая годовщина со дня убийства Императора Александра II. На торжественную панихиду в церкви при Петропавловской крепости должны были, как каждый год, явиться властители официальной России, и адский план Швейцера состоял в том, чтобы использовать момент разъезда из церкви для покушения в массовом масштабе. Одновременно в память казни террористов 1881 года должны быть убиты бомбами четверо высших государственных людей России: Главнокомандующий Петербургским военным округом князь Владимир, генерал-губернатор Трепов, министр внутренних цел Булыгин и его товарищ Дурново. Осуществление швейцеровского плана одним ударом обезглавило бы все русское правительство. То, что таков был план террористов, я узнал позже, но уже тогда, после взрыва в гостинице Бристоль, я не сомневался, что этот 12 случай должен помочь мне попасть на след широко задуманного заговора. И все мои усилия были направлены сейчас на то, чтобы выследить членов группы.
milstar: Как раз в это время мы, наконец, нашли человека, который был в состоянии завязать сношения с террористами. Это был Николай Татаров, ссыльный революционер. Сын протоиерея варшавского кафедрального собора, лет около 28 от роду, Татаров был выслан в Сибирь за организацию революционной, нелегальной типографии. Через посредство генерал-губернатора Западной Сибири графа Кутаисова Рачковский предложил Татарову довольно высокую сумму, и последний, в жажде денег и тяготясь ссылкой, выразил готовность поступить на службу в полицию. Татаров приехал в Петербург и был без дальних слов принят вкруг социалистов-революционеров, не имевших, естественно, никакого представления о его эволюции. Хотя его не посвятили в деятельность боевой группы, но он весьма скоро выяснил, что определенные лица поддерживают сношения с террористами, и назвал нам этих лиц. Этого былю достаточно. Для политической полиции имя — не звук пустой. Имя, по которому можно найти человка, - это почти все... Я выше говорил и повторюсь, что сов. секретной информацией владели пятьдесят процентов завербованной нашими сотрудниками агентуры! Секретной же владело 29 процентов, а конфиденциальной всего 3 %, — четыре человека. Хотя и горничная тоже может быть полезна, поскольку она может поставить специальную технику. Поэтому абсолютно не правы те из Ваших коллег, кто пишет, как Л. Млечин в своей книге о Председателе КГБ В. А. Крючкове, ничего не понимая в работе КГБ.
полная версия страницы